Эмма наконец открыла глаза после того, как луч летнего утреннего солнца, отражающийся от полуоткрытого окна её спальни, медленно наполнял комнату тёплым мягким светом. Сначала она не совершенно хотела просыпаться, много ворочалась, накрывала себя с головой одеялом, затем резко скинула его, похлопала своими большими ресницами, потянулась и только потом, медленно поднялась и села на край кровати щупая пол и ища ногами свои любимые пушистые тапочки. В этот момент, в комнату вбежал рыжий кот и оттолкнувшись от большого мягкого медведя, лежавшего на полу, прыгнул на подоконник, прижав уши и устремив свой взгляд в сторону озера, при слегка скалясь и издавая странные звуки, напоминающие одновременно треск и шипение, как будто кот часто и быстро стучит своими маленькими кошачьими зубками, с силой выдыхая воздух. Эмма еще не до конца проснулась, но посмотрела на него с удивлением, потому как такое поведение кота, и похожие звуки раньше происходили от того, что кот видел, хотел, но не мог достать свою добычу.
Заинтересовавшись, она повернулась к окну, отодвинула штору, и прищурившись посмотрела туда, куда уже несколько минут был направлен взгляд её питомца, при этом кот, заметив интерес Эммы, стал переминаться с лапы на лапу, как будто готовился к прыжку, на мгновение перестал трещать и быстро посмотрел, сначала на Эмму, а потом опять в сторону озера, как будто беря девочку в союзники. И только тогда, сквозь ровные лезвия солнечных лучей пробивающихся сквозь кроны деревьев, Эмма увидела прелюбопытную картину на самом берегу озера, озвучиваемую какофонией десятков птичьих голосов. Птицы пчелиным роем кружились над водой, то поднимаясь выше, то падая камнем в воду, аккурат напротив палатки Генри, который стоял у воды в своей выцветшей рыболовной шляпе с изогнутым краями, и периодически махал руками, и как показалось Эмме, стараясь отогнать эту огромную стаю птиц.
Эмма выбежала из дома на помощь Генри, чуть не споткнувшись о порог входной двери, потому что рыжий котяра старался бежать ещё быстрее неё и всё время путался под ногами. Он сначала опережал Эмму, потом останавливался и как будто ждал её, а затем снова спуртовал, но всё же бежать одному к озеру, не решался. По мере того, как Эмма приближалась к Генри, продолжавшему махать руками перед стаей птиц, ей стало казаться, что движения его не такие хаотичные, а скорее выверенные, четкие, имеющие некий порядок, или даже алгоритм, да и в руках у него была какая-то длинная кривая палка удивительно правильной формы. Устав бежать, и перейдя вместе с рыжим на быстрый шаг, Эмма смогла разглядеть, что Генри не выглядел испуганным, скорее наоборот, он казался словно каким-то дирижёром, руководящий этим птичьим хором и даже птичьим балетом. Ведь движения птиц были обусловлены тем, и зависели от того, что и как делал сам Генри, куда он направлял свою палку, из которой что-то вылетало в сторону воды и маленькой точкой исчезало в синеве июньского неба.
Уж подойдя к нему вплотную Эмма увидела и поняла, что старик бросал в воду его любимые шарики из теста, с помощью своей кривой рыболовной трубки, но делал это не совсем обычно, не как раньше, когда Эмма бывала с ним на рыбалке. В этот раз, он сначала брал несколько шариков и бросал их по высокой траектории, но немного в сторону, после чего этот птичий шалман бросался туда, где шарики падали в воду, и пытались их выловить либо ещё в воздухе, либо уже из воды. И буквально тут же, молниеносно, Генри метал несколько шариков низко, практически над водой, но уже в направлении лесок его удилищ, заброшенных в воду, при этом он закатывал сразу по два-три шарика в трубку одновременно. И в этот момент птицы резко возвращались туда, где только что в воду упали несколько бойлов, ныряли в воду, чтобы успеть поймать их, но не успевали, и некоторое время продолжали плавать в разводах на воде, оставленных падением заветного корма… Потом Генри снова бросал бойлы по высокой траектории в сторону, и стая перекидывалась туда. Движения птиц хоть и были хаотичными, но, в общем и целом, картина, да и всё действо имели четкую структуру и даже сценарий.
Эмма, вместе с рыжим, наконец подошли к старику, но он не услышал этого, из-за птичьего гомона и продолжал махать соей изогнутой трубкой. Тогда она дернула его за рубаху и спросила: «Зачем ты кормишь этих птиц, Генри?», он остановился, повернулся к ней и улыбнулся, блеснув на солнце своими прокуренными, слегка желтоватыми зубами, видневшимися сквозь свою седую бороду. «Ты напугала меня, Эмма, это было неожиданно!», сказал он, улыбнулся и погладил её по голове своей шершавой ладонью. «Это ты напугал нас, дедушка, я думала, что на тебя напали птицы, и мы с рыжим бежали тебя спасать!», возмутилась девочка, показывая пальцем на кота, который терся о её ноги, но не переставал наблюдать за птичьей каруселью.
«Они не нападали, они просто не давали мне кормить рыбу, пытаясь украсть мои бойлы, и поэтому мне пришлось их отвлекать, чтобы они на время улетали в сторону, пока я бы мог успеть бросить несколько бойлов для моих карпов», улыбаясь произнес Генри, и повернувшись левее снова забросил несколько шариков по высокой траектории.
А птицы, во время этой паузы, успевшие немного рассредоточиться и разлететься над озером, снова устремились в направлении, которое Генри им указывал, бросая бойлы по высокой траектории…
